Кусака
Бабка думала, что берёзу обгрызли зайцы, но вообще-то это был Артур. Опять. Сначала извёстка в сарае, потом пожёванная клеёнка, теперь вот.
Бабка скандалила: мы тебя не кормим, что ли? Полный дом блинов, на огороде пашу как проклятая, а всё зачем? Чтобы любимый внук бросал кашу и таскал у соседей лебеду?
Артур не мог объяснить, что дело не в еде, а в большой любви. Если вещь Артуру нравилась – он рано или поздно тащил её в рот, чтобы укрепить отношения.
С берёзой тоже было здорово: он стягивал полоски коры, которая даже и не кора ещё, а так, плёнка, кожура картофельная – и усердно жевал. Пытался добыть берёзовый сок, про который рассказывал папа: вцеплялся зубами в шершавый берёзий бок, царапал щёки и растирал губы. В городе такой сок продавался в банках, в деревне нужно было охотиться самому.
Когда на холме объявился охотник побольше, с блестящими лесками и даже настоящим капканом, Артур и ухом не повёл.
– Так... Это ты, получается, заяц?
– Здрасьте, дядь Паш. – Артур важно кивнул и продолжил скрести зубами берёзу.
– Слышь, парень, – Сосед неуверенно потоптался рядом. – Ты зачем дерево портишь? Голодный, что ли?
– Не, – Артур хотел подобрать слова, но те, как обычно, разбегались. Разъяснить всё по порядку, как серьёзный деловой человек, он не мог, а значит – не стоило и пытаться. – Так надо.
– Поперёк лавки тебя надо. И ремнём с моряцкой бляхой пройтись. Чтобы аж якорь отпечатался.
Артур прикинул: слова были грозные, увесистые, а вот голос совсем обычный. Таким голосом скорее зовут домой или посылают за газетами, но точно не наказывают.
– Не будете вы меня ремнём. – Заключил он.
– Не буду. – Согласился сосед. – Ремень невкусный, хоть и полезный. Дай-ка присяду...
От солнца в глазах плясали круги и восьмёрки. Сосед промокнул лоб кепкой. Покосился на пухлого пацана:
– У меня щенок был как-то... давно уже. Ма-аленький такой, чёрный. Грызучий, прям как ты.
– Мальчик?
– Что? – Дядя Паша растерялся.
– Щенок – мальчик или девочка?
– Да мальчик, мальчик... Кузькой звали. Сначала вёл себя хорошо, потом испортился. И мебель мне заодно попортил. Стулья погрыз, кресла, комод. Даже холодильник покусать пытался.
– Бывает. – Серьёзно поддакнул Артур. – А почему он так?
– Сам-то как думаешь? – Перевёл стрелки сосед.
– Я думаю – ему ваши стулья понравились. – Артур наткнулся на вопросительный взгляд и пояснил, – Иногда вещи такие красивые бывают. Очень сложно удержаться.
Дядя Паша покопался в памяти, подсчитывая соседкины жалобы:
– Так значит, клеёнку тоже ты пожевал? И провод телефонный? И грушу с яблоней?
– Да, да, да, нет. – Неторопливо прошелся по списку Артур. – Яблоню я не трогал. Это правда зайцы.
Сосед только кивнул. Вот и как теперь? Развернуться и уйти, бросить пацана одного? Так ежу ведь ясно, если ребёнок растёт без присмотра, как трава, то и выходит из него потом... в лучшем случае, репейник какой-нибудь. Во всех смыслах бескультурный.
Ассоциации к «культуре» вылезали смутные: культура зерновая, культура пития, голая женщина из белого мрамора и билеты на спектакль с размытой печатью.
– Ты в театр дома ходишь? – Напрямую спросил сосед. – Нет? Ну и ладно. Всё равно, как говорят: весь мир – театр... Знаешь, как дальше?
– Ага. Мне папа рассказывал. Мир – театр, а мы в нём жрём в буфете.
– Может и в буфете. – Сосед вздохнул. – А книжки ты читаешь? Какая у тебя любимая?
Артур сглотнул и восторженно прошептал:
– Про Фенрира.
– Это кто?
– Это гигантский волк. Он пока сидит на цепи, но скоро убежит и проглотит солнце.
– Опять двадцпять... – Пробормотал дядя Паша. – Слушай, ну как так-то? Просто так, без проглатывания ты что-нибудь любишь? Вот бабушку, например. Её же ты в рот не тянешь?
– Так бабушка живая.
– А курицу бабушкину? Которая с хохолком?
– Она тоже живая... Её только в котлете кусать можно.
– А лето любишь?
– Люблю. Но в рот же оно не влезет.
– Вот! – Сосед даже по колену хлопнул. – Понимаешь? Можно же любить издалека! Смотреть, нюхать, радоваться... Пусть волки гигантские всё кусают. Ты-то не волк. Ты человек!
– Ну да, – Неохотно признал Артур. – Не волк.
– И занятия тебе нужны человеческие. Вот хочешь на рыбалку завтра поедем? Или дров напилим? Каникул у тебя ещё сколько? Месяц? Да мы за целый месяц знаешь чего наворотим...
Артур кивал в ответ, послушно и рассеянно.
Когда сосед наконец отстал и убрался восвояси, Артур упал на траву, закусил растянутый ворот майки и задумался.
Лета оставалось всего ничего: полный месяц и ещё пара дней. А дальше обратно, в город, и ни зелёного поля ему, ни перьев из подушки, ни малины с куста. Вообще ничего сто́ящего. И занятия у него пойдут скучные и душные, на оценку, на проверку, то есть и правда – человеческие...
А вот будь он волк!
Будь он гигантский волк, зубами щёлк, железными такими зубищами, и чтобы шерсть на спине жёсткой щёткой, а глаза жёлтые и горят ярче фар! И чтобы, как в книжке, от воя птицы падали замертво, а деревья к земле пригибались...
Вот тогда бы лето никуда от него не сбежало. Не смогло бы.
Артур-волк зажмурился и замахал руками: так открывалась его страшная пасть. Так он вставал на холме: вечноголодный, вечно свободный волчище; так вываливал метровый язык и трогал вязкий нагретый воздух.
Он сомкнул пальцы-зубы на лете. Лето горчило клевером и щекотало нёбо.
Второго сентября выпал мокрый снег. Батареи в школе щёлкали, булькали, но всё никак не нагревались.
– Пишем: классная работа. Со следующей строки: со-чи-не-ние. Кавычки открываем, тема сочинения... – Учительница покачала головой, словно не доверяя собственным записям. – «Как я провёл последнее лето». Пишите подробно, вспоминайте, где были, что видели... Потом сохраните, будете своим детям показывать.
– А моя мама говорит, что лето не исчезло, его просто американцы украли, – Громко заявила отличница с первой парты.
– А мой папа говорит, что ЖЭК захапал!
– Или оно от нас само ушло!
– А календари теперь как будут?..
– Это потому что льды на полюсе тают...
– Да ну лето, зимой в сто раз круче!
– Ти-хо! – Постучала ручкой учительница. – Обсуждать будем на перемене. Пишем, не отвлекаемся. Лапин, тебе отдельное приглашение надо?
Артур смотрел в парту, почти не дыша, кусая губы. Всё боялся засмеяться и выдать себя с головой.
Изнутри его грел июль.
rin_cheese / Мария Анфилофьева
